РУССКАЯ ПСИХИАТРИЯ ВНОВЬ СТАНЕТ «КАРАТЕЛЬНОЙ»?

О перспективах «карательной психиатрии» в интервью «Медицинскому экспрессу» рассуждает Александр Коцюбинский^* — доктор медицинских наук, профессор, главный научный сотрудник Санкт-Петербургского научно-исследовательского психоневрологического института им. В.М.Бехтерева.

— Как вы относитесь к инициативе коллег-психиатров пересмотреть правовые нормы, регламентирующие порядок оказания помощи душевнобольным в России? Обоснованны ли, на ваш взгляд, опасения некоторых экспертов по поводу возвращения «карательной психиатрии»?

— К идее «аврального» пересмотра закона о психиатрии я отношусь очень настороженно. Разумеется, в этом законе есть недоработки и «недосказанности», которые надо было бы отшлифовать, дабы еще более минимизировать тот вред, который психически больные могут причинить себе и окружающим.

Однако здесь надо сразу подчеркнуть, что далеко не все правовые изъяны, мешающие сегодня в некоторых случаях обезопасить общество и самих психически больных от их вредных действий, связаны с законом о психиатрии. Например, вопросы о порядке выдачи лицензии на ношение оружия или о том, как быть с ситуацией, когда психически больной человек нарушает жилищно-санитарные нормы, должны решаться не психиатрами, а чиновниками, правоохранителями, судом — которые, если ситуация того потребует, должны, разумеется, обращаться за помощью к экспертам-психиатрам.

Одним словом, плановая работа по совершенствованию закона о психиатрии и других российских законов не может быть, на мой взгляд, подменена «законотворческим цунами», которое, судя по некоторым признакам, грозит обрушиться на наше общество.

Поводом к «авралу» стала печально известная история с массовым убийством, совершенным Дмитрием Виноградовым. Однако надо сразу сказать: психиатрическое законодательство здесь ни при чем. Эта трагедия не была бы предотвращена даже при наличии самого свирепого психиатрического закона. Ведь в любом случае прежде, чем принять решение об отправке человека на принудительное лечение, необходимо диагностировать, что лечение его заболевания невозможно осуществлять в амбулаторных или полустационарных условиях. В любом случае этот человек должен попасть в орбиту внимания психиатров ДО, а не ПОСЛЕ совершения преступления. А это может произойти только тогда, когда человек добровольно обратится за помощью к психиатру.

И вот здесь приходится с сожалением констатировать, что репутация «карательной психиатрии», которая сформировалась за десятилетия советской власти, отпугивает в нашей стране очень многих (включая тех, кому психиатрическая помощь безусловно нужна) от добровольного обращения к врачам. Ужесточение закона о психиатрии, которое, если оно произойдет, неизбежно будет сопровождаться случаями злоупотребления этим законом, разумеется, еще больше настроит общество против психиатров. И в итоге трагедии, подобные только что случившейся, станут не менее, а увы, еще более вероятными…

— Сейчас следствие может по суду направить подозреваемого в психиатрический стационар для проведения экспертизы. Такой прецедент был недавно в Карелии, когда оппозиционному блогеру пришлось спасаться от преследования за границей. Каким, на ваш взгляд, должен быть механизм, чтобы с одной стороны, вовремя заметить опасные отклонения в психике человека и оказать ему помощь, а с другой — исключить или хотя бы минимизировать возможность использования психиатрии властью для устранения «несогласных»?

— Это два разных вопроса. Первый из них касается проведения стационарной психолого-психиатрической экспертизы. Такая процедура отработана во всем мире, и в ней как таковой никакого ущемления прав человека нет. При одном условии: если эксперты-психиатры действительно независимы от давления извне, прежде всего, со стороны органов власти. В случае, когда такое давление существует — как это было, например, в СССР — приходится говорить о карательной психиатрии. Ее суть заключалась в примате государственного над личностным. Некоторые психиатры (правда, насколько мне известно, очень немногие и далеко не во всех психиатрических учреждениях) сделали себе на этой ситуации карьеру. Память об этом не стерлась ни у населения, ни у психиатров.

Еще и поэтому любое «ситуационно обусловленное» закручивание психиатрических «гаек» может легко обернуться в нашей стране, травмированной карательно-психиатрическим опытом, катастрофой как для общественной морали, так и для судеб отдельных людей. Но как исключить какое бы то ни было давление власти на психиатров — это вопрос не к психиатрам, а к обществу и политической системе в целом…

Что же касается вопроса о том, как сделать так, чтобы психические отклонения человека как можно раньше попадали в орбиту внимания специалистов, то повторюсь: только через гуманизацию психиатрии, через избавление имиджа психиатра от «карательных» обременений и через повышение уровня доверия общества к психиатрам. Другого пути просто нет. Плюс — через тщательную, взвешенную и очень осторожную доработку закона о психиатрии, со всесторонним учетом не только российского, но и международного опыта. Но ни в коем случае — не в русле «запугивания» людей образом «психиатра — добровольного помощника полиции».

— Можно ли вообще избежать фактов принудительного «лечения» здоровых людей? Например, на Западе лицензированием клиник занимается профессиональное сообщество, а не государство, и потому клиники стараются не рисковать своей репутацией.

— И в России, и на Западе решение о принудительном лечении решает только суд. Назначить принудительное лечение человеку, которого психиатры признали здоровым, ни один суд не посмеет. Поэтому вопрос должен звучать так: могут ли экспертные комиссии признать здорового человека психически больным? К сожалению, должен сказать, что в силу сложности содержания психиатрии как науки, нечеткости дифференциально-диагностических критериев и, что нельзя сбрасывать со счетов, недостаточной профессиональной подготовки врачей — могут. Равно как и наоборот — могут психически больного признать здоровым.

С профессионально ошибочным первоначальным экспертным решением я недавно столкнулся — речь шла об уголовном преступлении и о том, что экспертиза признала здоровым явно психически больного, который находился в момент обследования в ремиссии, то есть в периоде снижения выраженности болезненной симптоматики. Мне кажется, что определенная «закрытость» и «корпоративность» психиатров-экспертов не способствует преодолению и своевременному исправлению ими такого рода ошибок…

Могут ли быть заранее предопределенными решения экспертных комиссий? Думаю, что в настоящее время это затруднительно сделать, но в случае «политизации» этой сферы и изменения общего тренда такая негативная эволюция не исключена.

— С какими трудностями сталкиваются психиатры при лечении опасных больных в настоящее время, и как их преодолевать? Какими могли бы быть профилактические меры? Как можно было бы приучить граждан к «психиатрической гигиене», привить навык обращаться к врачам в случае болезненных проявлений собственной психики?

— Мне приходится иметь дело с пациентами, опасными, прежде всего, для самих себя. Недобровольная госпитализация (не путать с принудительным лечением) в этом случае подчас является единственно возможным вариантом для лечения пациента и сохранение его жизни. Сложности организации курации этих пациентов — их изолированное проживание и разрыв связей с родственниками. В таких условиях единственно продуктивным оказывается индивидуальная человеческая связь пациента с участковым психиатром (или врачом, который является для больного референтной фигурой).

О фармако-финансовых трудностях я даже говорить не буду, здесь проблем очень много. Отдельная тема для разговора — превращение нынешних психоневрологических диспансеров в центры психического здоровья. Это дело очень сложное и требующее перестройки и организации медицинской помощи, а также «поворота в мозгах» и уничтожения жупела «психиатрического насилия» (к которому многие горячие головы все время толкают общественное мнение) с его тюремным ароматом.

Что же касается вопросов о том, как мог бы человек сам себе помочь в ситуации, когда он чувствует, что с его психикой начинает твориться что что-то неладное, то здесь совет универсальный. Несмотря ни на какие предубеждения, надо как можно скорее обратиться к специалисту. Лучше всего — сразу к психиатру. Надо как можно раньше исключить наиболее тяжелые варианты расстройства. Если психиатр поймет, что это — не его пациент, он перенаправит его к психологу или психотерапевту. Самое опасное — думать, что все «рассосется само». Именно такие ложные упования самих больных и их родственников и приводят, в конечном счете, к трагедиям.

Государство в данном случае должно помочь людям поверить психиатрам, а не загонять общество еще дальше вглубь «психиатрофобии».

© Дитрих Штеглиц

журналист

______________________

*Коцюбинский Александр Петрович, Руководитель 10-го отделения внебольничной психиатрии Санкт-Петербургского Психоневрологического института имени В.М.Бехтерева.

Доктор медицинских наук, профессор, имеет высшую категорию по специальности «психиатрия»

В 1964году закончил Ленинградский педиатрический институт.

В 1981 году защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата медицинских наук на тему: «Особенности ремиссий при малопрогрединентной шизофрении».

В 2000 году защитил докторскую диссертацию.

Основные направления научных исследований — реабилитация психически больных, организация внебольничной психиатрической помощи, биопсихосоциальная концепция эндогенных психических расстройств, качество жизни психически больных.

В рамках этих направлений им написаны монографические труды, разработана биопсихосоциальная модель шизофрении, проведены оригинальные исследования, посвященные изучению различных вопросов реабилитации и качества жизни психически больных.